Как Россия теряла инноваторов и пыталась их вернуть

Ни Нобелевские лауреаты Андрей Гейм и Константин Новоселов, ни другие русские ученые на Западе не спешат в инноград Сколково, какую бы счастливую теплую жизнь и защиту от мерзостей российской повседневности им ни обещали. Это давняя российская традиция: заманить научных эмигрантов назад пытались и царское правительство, и советские власти, причем без особого успеха. Юрий Ревич рассказывает в своем блоге на Slon.ru, как это происходило, и почему из попыток чиновников вернуть ученых ничего не вышло (также читайте блог Александра Баунова о том, как немецких ученых заманивали в инноград в XVII веке).

В 1825 году академик Петербургской Академии наук и профессор Медико-хирургической академии Василий Владимирович Петров, обладавший, судя по всему, сложным и независимым характером, поссорился с министром просвещения и президентом указанной АН - графом Сергеем Семеновичем Уваровым. Петров устроил нечто вроде политической акции: протестуя против, по его мнению, недостаточного финансирования физического кабинета АН, он демонстративно не явился на похороны императора Александра I, где, как государственный чиновник, был обязан присутствовать.

Последствия ссоры сказывались многие десятилетия: по прямому указанию графа Уварова имя Петрова было вычеркнуто из истории российской науки и не должно было появляться в научных трудах и в учебниках физики. Не сохранилось даже ни одного достоверного изображения В. В. Петрова. Открывателем вольтовой дуги на Западе считается Гэмфри Дэви, который сам на звание первооткрывателя по неясной причине не претендовал: возможно, он понаслышке знал о трудах Петрова, по крайней мере, одно сообщение на Западе публиковалось.

Очень характерный для России всех времен парадокс: оппозиционного властям Петрова никак нельзя причислять к вольнодумцам-западникам, противникам царской власти. Он был убежденным почвенником и неизвестен на Западе потому, что принципиально публиковал свои труды по-русски («...наипаче для пользы тех читателей, которые живут в отдаленных от обеих столиц местах, и которые не имели случаю приобрести нужного понятия о сих предметах»). Как и Ломоносов, Петров был недоволен доминированием немцев в российской науке (хотя оба с этими самыми немцами спокойно сотрудничали), и даже оправдывался за применение иноязычного термина «температура».

Ученые усвоили урок и долго старались с властями не ссориться. Наоборот, и электродвигатели Якоби, и телеграф Шиллинга и многие другие инновации, опередившие свое время, создавались не без казенных субсидий. Немец Мориц Герман Якоби (Борис Семенович, по-русски) любил Россию, принял российское гражданство и считал себя российским ученым. Он не перестал это делать даже после того, как в 1844 году министр путей сообщения Клейнмихель отобрал у него работу по прокладке телеграфной линии Москва-Петербург, и передал ее натуральным немцам из «Сименса» (вам это ничего не напоминает из современности?).

Также считал себя россиянином и другой знаменитый немец - Генрих Фридрих Эмиль (Эмилий Христианович) Ленц, которому гражданство принимать не пришлось, ибо он родился в Прибалтике. Но до бесконечности это продолжаться не могло: когда-нибудь политика и наука с изобретательством должны были опять столкнуться напрямую.

Кто взял вверх над Теслой

В 1881 году рижский студент, одессит Миша Доливо-Добровольский имел несчастье поучаствовать в студенческом антиправительственном движении. Едва ли в те времена, когда «все прогрессивное общество» сочувствовало народникам и прочим террористам (достаточно вспомнить процесс Веры Засулич), такое можно было считать чем-то из ряда вон выходящим. Но студента Мишу сурово наказали: исключили из Рижского политехнического института без права поступления в другие российские высшие учебные заведения. Миша пожал плечами и, поступив в Дармштадское высшее техническое училище, расстался с Россией навсегда.

Через двадцать пять лет немецкий ученый, изобретатель, миллионер, директор фирмы AEG Михаил Осипович Доливо-Добровольский уже был заслуженно известен всему миру как изобретатель трехфазной системы переменного тока, вытеснившей американские разработки - постоянный ток Эдисона и двухфазные системы Тесла. Он не только изобрел, но и внедрил в практику трехфазный двигатель, генератор, трансформатор, спроектировал линии электропередачи. Мы и сейчас, через сто с лишним лет, пользуемся трехфазными системами Доливо-Добровольского без принципиальных доработок и изменений.

В конце XIX века с М. О. Доливо-Добровольским вели переговоры о возвращении в Россию (на руководящую должность во вновь создаваемом Санкт-Петербургском политехническом университете), но он отказался, имея обязательства перед AEG. В 1914 году, с началом Первой мировой, российский гражданин М. О. Доливо-Добровольский был вынужден перебраться в нейтральную Швейцарию. Немедленно по окончании войны, в 1918-м, он вернулся в Берлин, намереваясь продолжить работу в AEG, но через год скончался. Не нам судить, действительно ли Михаил Осипович «мечтал вернуться в Россию», но называть его «русским электротехником», как это у нас принято, - в любом случае явная натяжка.

Русская лампа для Эдисона

У Александра Николаевича Лодыгина никогда не было таких взлетов и мировой известности, как у его коллеги, изобретателя «русской свечи» Яблочкова, но объективно для электрического освещения он сделал больше: он не только изобрел лампу накаливания, но и позднее предложил использовать в ней вольфрамовую нить, как это делается и по сей день. Патент на металлическую нить он в конце концов продал компании «Дженерал электрик», то есть фактически тому же Эдисону, который заимствовал лампу Лодыгина и победил в конкурентной борьбе «свечу Яблочкова».

Между тем оба изобретения в области электрического освещения, авторы которых, в отличие от Доливо-Добровольского, вполне заслуженно именуются «российскими электротехниками», чтобы появиться в России, сначала должны были получить известность за рубежом. Возвращались они разными путями.