Долго ли Россия сможет выступать интелелктуальным донором?

В своем завещании Нобель писал: «...душеприказчики должны перевести капитал в ценные бумаги, создав фонд, доходы от которого будут выплачиваться в виде премии тому, кто... внес наибольший вклад в прогресс человечества». Премии в пяти номинациях, названных в завещании, присуждаются начиная с 1901 г. С 1969 г. по инициативе Шведского банка присуждается такая же по размерам премия имени А. Нобеля по экономике. Общий размер премии в каждой номинации в последние годы составляет от одного до полутора миллионов долларов.

Без политики

Нобелевский комитет принципиально игнорирует политический резонанс своих решений. Так было накануне разгрома Германии, когда премию по химии за 1944 год присудили немецкому ученому-ядерщику Отто Гану, и в разгар холодной войны, когда премий удостоились Лев Ландау, Александр Прохоров, Илья Франк и другие советские исследователи, чьи открытия нашли прежде всего военное применение.

Среди русскоязычных лауреатов по литературе – писатели противоположных эстетических и политических взглядов: Иван Бунин, Борис Пастернак, Михаил Шолохов, Александр Солженицын и Иосиф Бродский. Авторитет премии столь высок, что в научной и цивилизованной политической среде обсуждать персональный выбор Нобелевского комитета считается дурным тоном.

В нашей стране отношение к Нобелевской премии всегда было особенным. Во-первых, потому, что ее основатель свои детство и юность провел в Санкт-Петербурге. Во-вторых, отечественная наука еще с советских времен страдает комплексом недооценки, хотя ее реальные достижения признаны во всем мире. Среди наших ученых бытует мнение, будто их открытия часто замалчивают, а то и вовсе «закрывают». Отчасти это объясняется советской привычкой к засекречиванию даже чисто теоретических научных разработок. Впрочем, сказываются и твердолобое нежелание академического начальства приличными тиражами издавать англоязычные версии наших научных журналов (как это давно делают во Франции, Германии, Китае и многих странах СНГ), и традиционно пренебрежительное отношение отечественных ученых-теоретиков к вопросам практического применения результатов их исследований.

Лауреаты-2010

Вот итоги очередной нобелевской недели.

Премия 2010 года по химии присуждена американцу Ричарду Хеку, а также японским исследователям Эйити Негиси и Акире Судзуки за создание палладиевых катализаторов для органического синтеза. Такие катализаторы, ускоряющие химические реакции, способствуют получению многих веществ, которые применяются в электронике и сельском хозяйстве.

Премия в области физиологии и медицины досталась англичанину Роберту Эдвардсу за разработку метода экстракорпорального оплодотворения, который дал миллионам бесплодных пар возможность иметь детей. «К настоящему моменту приблизительно четыре миллиона человек родились благодаря методу экстракорпорального оплодотворения», – отмечается в сообщении Нобелевского комитета.

Лауреатом Нобелевской премии по литературе стал перуанский прозаик и драматург Марио Варгас Льоса. Его наградили «за детальное описание структуры власти и за яркое изображение восставшего, борющегося и потерпевшего поражение Человека». Этого автора считают одним из ведущих латиноамериканских прозаиков XX века наряду с такими новаторами, как Хорхе Борхес, Габриэль Гарсиа Маркес и Хулио Кортасар.

Обладателем премии мира стал китайский диссидент Лю Сяобо. Премия присуждена за «длительную ненасильственную борьбу за фундаментальные права человека в Китае». Лауреат отбывает 11-летний тюремный срок за деятельность, якобы направленную на «свержение социалистического строя». Официальные китайские власти расценили присуждение премии Лю Сяобо как оскорбление. Тем временем по всему миру, включая Гонконг, прошли демонстрации с требованиями освобождения лауреата.

Премия имени А. Нобеля по экономике присуждена американцам Питеру Даймонду и Дейлу Мортенсену, а также англичанину кипрского происхождения Кристоферу Писсаридесу за «метод анализа рынков с поиском противоречий». В этих исследованиях особое внимание было уделено рынкам труда.

Наибольший общественный резонанс в России вызвало присуждение премии по физике. Лауреатами стали воспитанники Московского физико-технического института, а ныне – сотрудники Манчестерского университета Андрей Гейм и Константин Новоселов. Премия присуждена за эксперименты с новым материалом графеном.

Графен – одна из пяти форм, включая алмаз и графит, в которых может существовать углерод. Он представляет собой сверхтонкие слои атомов углерода, связанных в шестиугольную структуру. Это самый тонкий из известных и одновременно очень прочный материал, не уступающий меди по электропроводности, а по теплопроводности превосходящий все известные материалы.

В 2004 году Новоселов и Гейм опубликовали работу о получении графена на «подложке» из двуокиси кремния. Устойчивость пленки толщиной один атом достигалась благодаря связи с тонким слоем другого вещества, имеющего крайне низкую электропроводность. Открытие графена привело к созданию принципиально новых материалов. Предполагают, что графеновые транзисторы будут работать на порядки быстрее, чем современная техника. Графен можно использовать для производства сенсорных экранов, световых панелей и солнечных батарей. В смеси с пластиками он позволяет создавать проводящие материалы, перспективные для использования в автомобильной и авиационной промышленности.

Почему они не поедут в «Сколково»

За всю историю Нобелевской премии ее получили около 20 граждан России и СССР, то есть менее 6% от общего числа лауреатов. Нескольких премий удостоились эмигранты (Зельман Ваксман, Иван Бунин, Василий Леонтьев, Семен Кузнец, Леонид Гурвич, Иосиф Бродский и лауреаты 2010 года). Один из трех за всю историю премии двукратных нобелевских лауреатов, польский физик и химик Мария Склодовская-Кюри, будучи до 1917 года российской подданной, жила и работала во Франции. А вот сыновей выходцев из России среди нобелевских лауреатов больше, чем граждан страны и эмигрантов вместе взятых.

К ним следует добавить общепризнанных корифеев мировой науки, которые работали в эмиграции и чуть «недотянули» до нобелевского уровня, – автора теории расширяющейся Вселенной и дешифровщика генетического кода Георгия Гамова, создателя телевидения и электронной микроскопии Владимира Зворыкина, физика Степана Тимошенко, одного из изобретателей электрического освещения Александра Лодыгина, химика Алексея Чичибабина, биохимика Евгения Рабиновича, генетика Феодосия Добжанского, микробиологов Сергея Виноградского и Владимира Хавкина, физиологов Глеба Анрепа и Бориса Бабкина. Все они добились признания и славы за границей, все они оставили после себя научные школы. Так что Россия выступала и продолжает выступать донором интеллектуальных ресурсов для остального мира.

Однако как долго это еще будет продолжаться? Ведь за последнее десятилетие численность ученых в Российской Федерации уменьшилась примерно вдвое. Все 1990-е годы руководители вузов и НИИ занимались «сохранением научных школ и коллективов». Попытки привести тематику исследований в соответствие с коммерческим спросом на их предполагаемые результаты наталкивались на жесткое противодействие. Относительное благополучие первой половины 2000-х сопровождалось целенаправленным свертыванием внебюджетной коммерческой научной деятельности на базе государственных учреждений. В ответ перспективные специалисты, которые могли сделать Россию технологически современной страной, меняли профессию или уезжали за рубеж. В их числе были и новоиспеченные нобелевские лауреаты.

«В России бюрократия совершенно не считается со временем, чувством достоинства и регалиями научных работников, – говорит известный российско-израильский физик лауреат престижной Гумбольдтовской премии Мирон Амусья. – Давно и напрочь забыто, что без этих людей бюрократия научно-образовательного комплекса просто осталась бы без работы. Сейчас она процветает, растет численно и территориально, занимая все большие и лучшие помещения, получая сопоставимую с остепененным научным сотрудником зарплату, а нередко и намного ее превосходящую. При этом бюрократия выполняет в основном контрольно-ограничительную работу, ничем не способствуя реализации целей, во имя которых созданы университеты и исследовательские центры».

Широко объявленная модернизация российского научно-образовательного комплекса происходит медленно и непоследовательно. Когда разразился экономический кризис, уменьшилось и скудное бюджетное финансирование. Несмотря на инфляцию, заморожен уровень зарплаты ученых. В государственном бюджете 2010 года ассигнования на фундаментальные научные исследования составили 95% от уровня предыдущего года. Сходные пропорции характерны для бюджета Российской Академии наук (РАН). В 2009 году государственные ассигнования, распределяемые через Российский фонд фундаментальных исследований, были уменьшены на 30%, а в 2010 году – еще наполовину. Затраты на научные исследования входят в некоторые другие статьи бюджета, но и там картина представляется малоутешительной.

Попытки вписать РАН в «вертикаль власти» припугнули академическую номенклатуру, но эффективность научных исследований не увеличили. Законодательно закрепленная идея создания малых предприятий для коммерческого внедрения результатов исследований опоздала на двадцать лет. Реальной государственной стратегии в этой области как не было, так и нет. Денег, которых потребует серьезное, а не бутафорское реформирование, судя по показателям госбюджета, в стране тоже нет.

Все вышеперечисленное хорошо известно в мировом научном сообществе. Вот почему новоиспеченные лауреаты иронически отнеслись к идее приглашения их на работу в инновационный центр «Сколково» и дали понять, что не поедут туда ни при каких обстоятельствах.

«Полное принесение в жертву интересов научного работника в угоду удобства институтской или университетской бюрократии – явление в развитых странах крайне редкое, – продолжает профессор Амусья. – А потому нечего удивляться обилию российских фамилий с нероссийским местом работы. Это не проявление транснационального характера науки. Это направленный процесс усиления науки тех стран, где работать удобно и приятно за счет того места, где наука в иерархии оказалась ниже ее обслуги».