Ученые: природа в человеке больше не нуждается

Сегодня почти вся Россия в огне. Европа и Азия — под водой. Природа, как говорят в таких случаях, «сошла с ума и хочет извести род человеческий». В этой стандартной поговорке, впрочем, может быть немалая доля истины. Как полагает советник РАН, бывший директор Института белка РАН академик Александр Спирин, реки выходят из берегов и леса горят потому, что природа в людях больше не нуждается. Впрочем, она не нуждалась в них и раньше, но пока они не мешали существовать биосфере, природе не нужно было защищаться, а теперь она восстанавливает биологическую справедливость. Очевидно, что люди тоже не будут сидеть сложа руки. Чем закончится это противостояние?

Мы не нужны природе

«Сегодня мы с большой долей достоверности реконструировали картину зарождения биосферы на юной Земле, — рассуждает Александр Спирин. — Через какое-то время после остывания планета представляла собой гигантское сообщество микроорганизмов — бактерий и архей. Все это работало как единый живой организм, и именно это, а вовсе не появление нас с вами, было наивысшим пиком развития биосферы». Позже произошел переход от интегральной системы к нелинейной, в которой образовавшиеся организмы стали поедать друг друга. Здесь и началось расслоение биосферы, приведшее к своей наивысшей точке — появлению человека, который со временем принялся вредить биосфере. Ученые много лет предупреждают: наша жизнедеятельность рано или поздно приведет к тому, что будут нарушены все природные балансы, и тогда на планете станет невозможно жить — мы погибнем от катаклизмов. Есть и другая версия — о живой планете, которая терпит человечество, пока оно не причиняет ей боль. По этому поводу есть даже анекдот, как встретились две планеты, и одна спрашивает другую: «Что-то ты неважно выглядишь. Хомо сапиенс не подцепила?» Интересно то, что, если Земля избавится от болезни «хомо сапиенс», ни ей, ни ее биосфере не будет причинен вред, и уж тем более гибель ей не грозит. «В этой борьбе мы не победим, — уверен Спирин. — Биосфера будет прекрасно жить и без нас, как жила на протяжении четырех миллиардов лет. В ее истории случались кризисы, но не более того».

Дело в том, что, по большому счету, биосфера — это сообщество древних бактерий и архей, а люди — всего лишь малая биологическая масса. По мнению академика, мы нисколько не нужны морям, рекам, лесам. Это они нужны нам, потому что обеспечивают наше существование. Как ни банально звучит: плата за комфортную жизнь — их уничтожение и, следовательно, сокращение срока жизни человеческой популяции. Здесь даже спорить невозможно — всем известна зависимость увеличения числа самых разных заболеваний от экологически неблагоприятных условий.

Расчет на то, что от этих бед нас спасут современные высокие технологии и биомедицина, полагает Спирин, тупиковый путь. По его мнению, биомедицина ведет как раз к гибели человечества: как только мы начнем в массовом порядке лечить болезни генно-инженерными способами, избавим человечество от страшных болезней, мы превратимся в загнивающее геронтологическое общество с дурной наследственностью, поскольку генная инженерия отягощает нас еще и летальными генами. Биопротезирование, появление симбионтов — это дорога к постепенному умерщвлению человечества, а вовсе не продление его жизни на неопределенно долгий срок.

Природа не нужна нам

Впрочем, это всего лишь одна точка зрения, пусть и имеющая множество сторонников. Есть и другие. Например, знаменитый ученый Владимир Вернадский говорил о превращении биосферы Земли в сознательно организуемую и управляемую человеком ноосферу. По этой теории, у которой тоже есть последователи, природа уже не может существовать и развиваться без сознательного управления человеком. Чего же ей тогда сопротивляться? Современные же исследователи пошли дальше, и появилась теория о том, что людям скоро вообще будет не нужна биосфера — они смогут прекрасно обойтись без нее. Так что все катаклизмы — временное неудобство, переломный момент противостояния человека и природы.

Академик Эрик Галимов, директор Института геохимии и аналитической химии им. В. И. Вернадского РАН, считает, как бы мы ни пытались спасать гибнущий на глазах мир, ничего не получится. В конечном счете человек окажется, и уже в значительной степени оказался, в искусственном мире. И очень скоро просто перестанет быть частью биологического мира. Он не будет зависеть от кислорода атмосферы, вырабатываемого растениями, ибо может добыть его электролизом. Так что леса просто ни к чему. Ему не потребуется мясо животных, ибо он может синтезировать любой набор аминокислот. Конечно, люди еще не достигли этого состояния, но идут к нему. А когда придут, то существование жизни на Земле перестанет быть условием его собственного существования. Он может освоить, например, Луну, создав там свои поселения, а биологическую жизнь в виде ландшафтных заповедников и биологических парков сохранить для забавы и развлечения.

Так возникнет антропогенный мир. И в этом новом мире неизбежно возникнет вопрос: нужны ли человеку вообще его биологические потребности? Ведь их логика была продиктована смыслом жизни. Вне биологической жизни самое их назначение и механизм осуществления теряют изначальный смысл — служить средством отбора и эволюции. Поэтому следующей ступенью развития технологической цивилизации станет устранение биологических функций человека, полагает академик. Нетрудно предвидеть возможности радикального изменения механизма питания и деторождения (они уже и сегодня изменяются), последовательной замены биогенных органов техногенными, постепенное возникновение биотехногенного гибрида. Но решающим шагом станет устранение смертности. Конечность существования индивидуума — непременное условие эволюции жизни. Но это и условие устойчивости любого развивающегося множества. Преодолеет ли техногенная цивилизация этот опасный рубеж? Здесь ученые не могут дать внятного ответа.

Цена вопроса

Какая из версий окажется верной — вопрос открытый. Но, как отмечают приверженцы самых разных научных течений, процесс вхождения нашей биосферы в точку бифуркации — начала хаоса — налицо. Можно предположить, что, породив цивилизацию, биосфера подошла к границе своей устойчивости. Подобно тому, как организм достигает предельного биологического возраста, так и жизнь на Земле в своем развитии, возможно, близится к своему финалу. С другой стороны, этот хаос вполне может сойти за начало нового витка нашего уже внебиологического существования.

Но может быть, попробовать сохранить то устройство жизни на Земле, которое существует сегодня и, по большому счету, устраивает большинство людей? Тем более что совсем необязательно принимать за истину версию о противостоянии природы и человека. Мы живем в такое время, отмечает академик Юрий Израэль, директор Института глобального климата и экологии Росгидромета и РАН, когда огромные геологические периоды, связанные с изменением природной среды, могут сжаться даже не до сотен, а до десятков лет. А на заре земной истории процесс таких изменений занимал многие тысячелетия. Именно поэтому, полагает ученый, нам прямо сейчас грозит опасность, и если мы хотим жить, то надо выйти из рамок пустых обсуждений и теорий и сосредоточить внимание на выработке научно обоснованных мер по охране биосферы и климатической системы. Хорошо бы начать именно с лесов, которые горят так вызывающе страшно...

Мнения

Генрих Иваницкий, директор Института теоретической и экспериментальной биофизики РАН:

— Нам никак не удается найти общий язык с живой природой потому, что не существует такой науки — теоретической биологии. Теоретические построения пронизывают все разделы биологии, но семантически они не объединены. Выдающийся российский ученый Василий Налимов еще 15 лет назад подметил: центральная проблема теоретической биологии могла бы быть сформулирована как диалектика противостояния — изменчивость против стабильности. Почему в мире живого все существует в непостижимом многообразии? Почему изменчивость замыкается на устойчивость, которую мы, люди, готовы воспринимать как нечто гармоническое? На каком языке многообразие и его изменчивость могут быть описаны? Какими свойствами должны обладать биологическое пространство и время? В чем принципиальное отличие устойчивости физического мира от устойчивости мира живого? Пока четких ответов на эти вопросы не существует.

Проблема упирается прежде всего в поиски языка, адекватного многообразию живого. И ясно, что этот язык должен отличаться от языка математики и физики, поскольку описывает совершенно разные явления. При этом роль наблюдателя — человека — здесь огромна. Издревле человек создавал новые тексты природы. Раньше он это делал, обращаясь к искусственному отбору. Теперь в его руках куда более мощное и грозное (из-за своей непредсказуемости) оружие — генная инженерия. Ничего подобного не могут сделать физики — они не способны создавать новые физические миры. И если в физике допускается существование некоего абстрактного наблюдателя, то в биологии это реальный наблюдатель, готовый выступать в роли творца нового мира. Но как, по каким правилам он будет творить, если не вооружен биологической теорией? Мы не освоили азов биологии, не создали теории этой науки, не поняли сути многих существующих явлений, таких, например, как гипноз, поэтому нам рано говорить о главенстве в природе. Мы, конечно, часть биосферы и должны ей соответствовать.

Людмила Шапошникова, генеральный директор Музея имени Николая Рериха:

— Об Армагеддоне как неотвратимом явлении, которое уже началось, много писали Николай Рерих и его жена Елена Ивановна. Они полагали, что огонь станет не только концом мира, в котором правят машины и деньги, но и началом мира грядущего, где главной ценностью будет космическое мышление. Огонь в мировой философии, религии не просто слепая стихия, а сила природы, которая приносит очищение и спасительную истину. Именно символический огонь, полагали древние философы, движет человечество вперед. Надо сказать, философское осмысление мира как сложного, изменяющегося организма долгое время сталкивалось с трудностями. Так, считалось, что космос, растения, животные и люди неизменны. Представления об изменчивости мира в свое время стали откровением для ученых. Одним из первооткрывателей вечного движения был Гераклит. Мир представлялся ему в образе «живого огня», огненной реки, в убегающие струи которой нельзя войти дважды. Образ, как нельзя лучше подходящий для сегодняшнего дня.