Российская наука погибает в гетто

О необходимости скорейшего возрождения отечественной науки, о ее огромной значимости для будущего России сегодня говорят все. Между тем наша наука продолжает оставаться в наихудшем положении за последние, по крайней мере, сто лет. Федеральное собрание одобрило снижение бюджета Российской академии наук на нынешний год на 11,8 процента, а совсем недавно оказалось под угрозой финансирование академических институтов со стороны Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) и Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ). Можно долго спорить об эффективности РАН и ее структур, но факт остается фактом: никакой другой науки у России нет. Во всяком случае, пока.

Сегодня в рамках спецпроекта «НВ» «Какую Россию мы построили за 20 лет перестройки и реформ» о состоянии и перспективах отечественной науки размышляет главный научный сотрудник Физико-технического института (ФТИ) им. А.Ф. Иоффе РАН, доктор физико-математических наук Михаил ЛЕВИНШТЕЙН:

–Начну с официальных данных. В 2008 году затраты на науку в США составили 385 миллиардов долларов (2,7 процента ВВП), в Китае – 142 миллиарда (1,8 процента), в России 20 миллиардов (0,8 процента). Другими словами, американцы потратили на науку в 19 раз, а китайцы в 7 раз больше средств, чем россияне.

ВВП Франции сопоставим с ВВП России (притом что население Франции в 2,5 раза меньше). В 2008 году Франция ассигновала на научные исследования около 2,2 процента ВВП. И вот что пишет в статье «Французская академическая наука в опасности» Анри-Эдуард Одье, ведущий научный сотрудник Государственного научного центра Франции: «Французская наука умирает из-за резкого недостатка финансирования. Третья страна в мире по финансированию научных исследований на душу населения в 1970 г., седьмая в 1995-м, в 2006 году она лишь на шестнадцатой позиции...» Представьте себе, на какой позиции наша страна!

С началом кризиса развитые государства увеличивали расходы на научные исследования, поскольку понимают, что именно фундаментальная наука закладывает основы технологий будущего, а значит, и процветания страны. Ни Генрих Герц, ни Грегор Мендель, делая свои опыты, не могли представить себе телевидение и генную инженерию, но именно они заложили основу для их развития. Развитие науки – это не только прогресс, но и социальный стабилизатор. В научно ориентированном здоровом обществе в почете ученые, а не шаманы, колдуны и прорицатели, которые с помощью СМИ завоевывают умы сограждан.

Когда я думаю о положении науки в нашей стране, первый образ, который приходит в голову, – это гетто. Когда гетто обносились колючей проволокой, первой заботой властей было обеспечить такую ситуацию, чтобы количество еды, доставляемой в гетто, было существенно меньше, чем необходимо для физического выживания обитателей. По мере сокращения числа жителей гетто сокращалось и количество пищи. Так что обитатели гетто были обречены даже независимо от того, как эта пища распределялась внутри гетто, и от проведения сокращений (я имею в виду «специальные акции»). В течение 18 лет российская наука медленно погибает в гетто. Все эти годы на науку выделялось существенно меньше средств, чем требуется для ее физического выживания. Главная причина этого – отсутствие в нашем обществе адекватного понимания роли науки.

В последнее время много говорят о необходимости инновационных прорывов и развитии новых технологий. Но, как и в советское время, все это носит характер рекламных кампаний. В замечательной статье академика Владимира Захарова «Что и как нужно спасать в российской науке» справедливо сказано: «Вдохновенные легковесные выступления главного идеолога «нано-когно-био» прорывов… очень сильно напоминают речи о необходимости и возможности преобразования природы. На развитие нанотехнологий правительство выделяет финансирование, в полтора раза превышающее бюджет всей Академии наук!.. Как и кукуруза, нанотехнологии – дело очень хорошее. Они успешно используются для получения композитных материалов, лекарственных препаратов, в оптике, в микроэлектронике. Но у нас это превратилось в кампанию общегосударственного масштаба с сильнейшей поддержкой «сверху».

Замечу, что никакого прорыва в области нанотехнологий нет. В этом очень легко убедиться, просмотрев хотя бы российский журнал «ПЕРСТ – Перспективные Технологии». В нем практически нет ссылок на отечественные публикации. Когда в научных журналах видишь описание установок и оборудования, на которых делаются открытия в области нанотехнологий, ясно понимаешь всю безнадежность шаманских выкликов и рекламных кампаний. Например, в ФТИ имени А.Ф. Иоффе, одном из самых крупных и успешных институтов Академии наук, изношенность оборудования составляет 70 процентов.

Разумеется, в точности как это было в советские времена, создаются «научные совхозы»… В ту пору, когда начинались разговоры о том, что сельское хозяйство пришло в упадок, власть говорила: «Возьмем, к примеру, совхоз «Путь Ильича». И действительно, в этом совхозе, одном на каждую область, коровы доились не хуже, чем в Голландии. Но… очереди за молоком и мясом становились все длиннее, и в конце концов этой липе пришел конец…

Нет другого способа обеспечить нормальное функционирование науки в стране, кроме обеспечения разумного финансирования и создания эффективной системы научного администрирования.

О проекте «Сколково» судить пока невозможно, хотя шаманские выкрики по поводу его создания таковы, что можно подумать, будто речь идет о конкурсе «Интервидение», а не о серьезном научном проекте. Но вот пример частично осуществленного совхоза – я имею в виду «Курчатовский центр». Количество публикаций в рейтинговых журналах, которые исходят из «Курчатовского центра», ничтожно. Это значит, что серьезных научных исследований там не ведется, хотя туда вложена уйма денег…. Казалось бы, естественный выход – сменить научный менеджмент и пригласить независимых экспертов. Вместо этого «под крышу» этого самого «Курчатовского центра» отдаются три крупных физических института страны, в том числе и наш ПИЯФ (Петербургский институт ядерной физики). Причем делается это против желания дирекции институтов, ученых советов и подавляющего большинства научных сотрудников…

Очень приятно наблюдать приемы в Кремле, где молодым ученым вручаются награды. Обидно только, что большинство этих ребят уедут работать за границу, поскольку у нас нет условий и необходимого оборудования для исследований... Ничего удивительного, что в лучших научных журналах полно русских фамилий, но тут же указывается: свои работы эти ученые проводили в таком-то западном университете.

Монополизм в любой области вреден. А научный монополизм вреден вдвойне. Вновь сошлюсь на абсолютно справедливые слова академика Владимира Захарова: «В советское время чиновникам был доступен тот факт, что наука не терпит монополизма, и исполнение важных программ не доверялось одной группе. Главой центра по созданию ядерного оружия в Сарове был Юлий Харитон. Параллельный и конкурирующий центр находился в Челябинске, им руководил Евгений Забабахин. Такая же ситуация была в ракетостроении и в авиации. Монополизация науки неизбежно ведет к ее симуляции и «потемкинским деревням».

Как я уже сказал, при том объеме средств, которые выделяются на науку, ее умирание неизбежно. Даже при самом прекрасном научном администрировании. Если продолжить аналогию с гетто, то внутренними делами в нем ведал юденрат – еврейский совет. Одни юденраты старались спасти детей, поддержать стариков... Другие жили по принципу уголовного мира: «Умри ты сегодня, а я – завтра». У российской науки сразу два «юденрата»: президиум Академии наук и Министерство образования и науки. Увы, оба они оказались не на высоте.

Не буду подробно останавливаться на грустных казусах, которые сделали президиум академии притчей во языцех в мире науки: на том, что аспирантская стипендия в академии составляет 1500 рублей в месяц, на высказывании президента по поводу того, что, если иностранные ученые хотят читать статьи российских коллег, им нужно учить русский язык (это говорит представитель страны, чья научная продукция составляет около 2 процентов от общей мировой) и т. д. Главным грехом президиума, на мой взгляд, является абсолютная неспособность осознать реалии времени. О том, что Академия наук должна быть реформирована, говорится с середины 90-х годов. Старая схема, когда правительство выделяет деньги, а президиум академии тратит их по своему усмотрению, в новых условиях работать не может. Однако за прошедшие 15 лет президиум не выдвинул ни одной приемлемой модели реорганизации Академии наук и организации научного процесса в стране. Снова замечу, что при тех деньгах, которые выделяло государство, любые попытки оптимизации бессмысленны.

Наш второй «юденрат» – Минобрнауки. И снова не буду подробно обсуждать все то, что много раз звучало с научных и не научных трибун: непрозрачность процедур, финансовые трюки (которые совсем недавно обсуждались в прямом эфире Пятого канала), отсутствие какого-либо учета мнений научного сообщества и т. д. Главный, по-моему, грех министерства в том, что у него нет ни своих идей по организации науки, ни понимания того, как наука должна функционировать. Наблюдая политику министерства, невольно вспоминаешь старое присловье преферансистов: «Не с чего ходить, так пойду с пик». Не знаем, что делать, так возьмем за образец Соединенные Штаты.

Каждый, кто работал в США, видел, что аспиранты, будущее науки любой страны, – это в подавляющем большинстве китайцы, индийцы, корейцы, россияне... Американская наука скупает умы со всего мира. Схема, по которой построен научный процесс в США, – наиболее затратная и, следовательно, в наименьшей степени пригодна для российской науки. Совершенно понятно, почему почти каждое обращение к президенту страны со стороны научного сообщества или профсоюзов РАН содержит просьбу убрать с поста министра его нынешнего главу...

С 1 января 2010 года, в соответствии с федеральным законом, финансирование академических институтов фондами РФФИ и РГНФ должно было быть прекращено. Как вы думаете, кто обратился к президенту России с просьбой отменить или по крайней мере отсрочить применение закона? Не президиум академии, не Министерство образования и науки, а группа из нескольких сотен научных работников, подписавших письмо на имя президента.

Провозглашенная реорганизация науки в стране напоминает старую карикатуру времен перестройки. У стены сидит нищий, перед ним истрепанная, но некогда роскошная шляпа. Мимо него проходит классический дядя Сэм – с брюшком и с сигарой. Он бросает в шляпу мелочь и спрашивает: «До основания?»

Бесспорно, организация науки в СССР была не рациональной. Однако при этом она все же обеспечивала оборону и промышленность своими разработками. Выход в космос, вооружение времен холодной войны – все это заслуга науки. Если здравомыслящий человек видит, что старый дом ветшает, он начинает строить новый. А старый сносит, когда убедится, что новый лучше. Начинать перестройку научного процесса следовало бы не с удушения старых научных центров, а с создания новых. И с анализа эффективности их работы. Иначе может повториться хорошо известная история начала 20-х годов прошлого века, когда, выслав, вынудив к эмиграции, расстреляв научно-техническую интеллигенцию России, страна вынуждена была приглашать специалистов со стороны.

Перестройка науки по западному образцу – вещь далеко не бесспорная. Наука в Западной Европе (а вслед за ней и в США) исторически возникла при университетах – научных и образовательных центрах, существующих в течение многих сотен лет. Ничего подобного Россия не знала. Как многие другие институции в России, Российская академия наук возникла по воле и идеям Петра I с самого начала как учреждение, предназначенное главным образом для научной работы в России. И до сих пор именно в академии сосредоточены наиболее квалифицированные и признанные мировым научным сообществом кадры. Я ни разу не слышал никаких разумных доводов в пользу истребления академии и перемещения научных исследований в российские университеты.

И последнее, может ли в современных условиях российская наука рассчитывать на свою научную молодежь, если после 15 или 20 лет упорной учебы доктор наук получает столько, сколько водитель трамвая, на которого учатся три месяца? И работает на оборудовании, которое в любом западном университете постыдились бы выбросить на помойку. В таких условиях в науку пойдут единицы – это ученые от Бога, которые не могут без науки жить. Но, во-первых, их числа для организации современного научного процесса недостаточно, а во-вторых, большинство из этих подвижников рано или поздно уедут туда, где они смогут плодотворно работать.

Людей, которые делали и пытаются продолжать делать науку в нашей стране, высоко ценит весь мир. Подавляющее большинство научных работников, которые от нас уехали, стали гордостью заграничных исследовательских центров – французских, английских, в особенности американских, даже японских. И то, что эти люди, чтобы реализоваться, должны уезжать, – преступление перед Россией.

Власть и общество в целом должны понять: большая наука – это дорого, очень дорого, но без нее Россия не только не добьется процветания, она вообще не сохранится как единое целое.