Сексуальность ухудшает породу

При выборе партнера для спаривания, на нас, как и на других животных, лежит огромная ответственность: надо подобрать оптимальный набор генов для своего потенциального потомства. «На глазок» определить это вряд ли получится. Самое большее, что можно сделать, – притащить кандидата в центр планирования семьи, да и то там вам предложат лишь диагностику рисков врожденных заболеваний. Можно еще невзначай поинтересоваться здоровьем родственников.

Впрочем, как показывает практика, в большинстве случаев приходится руководствоваться исключительно внешними признаками, из которых интеллект, сила, ловкость и выносливость далеко не всегда являются определяющими.

Необъяснимо большим эффектом зачастую обладают «сексуальные» параметры: запах, прическа, одежда – все то, что в мире животных становится основанием для полового отбора.

Эмма Хайн из Университета Куинсленда и ее коллеги показали, что внешняя привлекательность самцов не может длительное время выступать в роли двигателя естественного отбора. Ввиду излишней продолжительности человеческой жизни, авторам публикации в Proceedings of the National Academy of Sciences свои изыскания пришлось проводить на мухах.

Несмотря на отсутствие у дрозофил выраженного полового диморфизма – ни петушиного гребня, ни голубиного зоба, ни даже павлиньего хвоста или раскраски павиана, – природа вооружила самцов вполне эффективным инструментом – контактными феромонами. Как и у остальных насекомых, внешний жесткий скелет дрозофил состоит из хитина, в который в данном случае еще встроен набор из восьми углеводов, способных вызывать влечение противоположного пола. Без особого труда Хайн и коллеги определили, какие из феромонов обладают наибольшей притягательностью и какие гены их кодируют.

Дальше начались половые испытания – ученые смотрели, как сексуальная притягательность влияет на выбор партнера и насколько этот признак закрепляется в поколениях.

Чтобы увеличить свою распространенность в три раза – с 12% до 35%, самому сексуальному гену понадобилось семь поколений. Причем после этого его дальнейшее распространение остановилось.

Ученые связывают наблюдаемый феномен с особой ролью полового отбора, описанного еще Дарвином. В первую очередь он должен обеспечить достаточную изменчивость – причем именно за счет самцов. С эволюционной точки зрения самка не обязана меняться – ведь это именно она делает выбор, кто станет отцом ее потомства. Результат – настоящее буйство красок и форм мира животных, особенно расцветающих и надувающихся в сезон спаривания.

Безусловно, подобный критерий не может быть определяющим в естественном отборе: для выживания и прогресса вида гораздо важнее то, кто может принести в дом мамонта, а не лучше умеет танцевать у костра.

Как показали авторы работы, распространение генов сексуальности вовсе не способствовало появлению более сильных и выносливых особей – скорее, наоборот.

Зато общее разнообразие генов существенно выросло. В этом-то и состоит роль «привлекательных» признаков: при подмене основных критериев естественного отбора создается обширная генетическая платформа.

Воспользуется ли вид ей или нет, будет зависеть уже от условий окружающей среды: если оптимальные приспособления, помогающие добывать пищу и защищаться от врагов, уже подобраны, то генетические приобретения окажутся невостребованными и вскоре сотрутся из генома вида.

Не исключено, впрочем, что «лишний», на первый взгляд, признак окажется идеальным в изменившихся условиях окружающей среды.

Насколько результаты опытов на дрозофилах применимы для человека, трудно сказать: в пересчете на нашу жизнь семь поколений – это полтора века, за которые понятия о сексуальности успевают многократно измениться. В результате получаем еще большее генетическое разнообразие, которое можно считать одним из двигателей прогресса.