Парализовать работу МГУ

Сегодняшний Татьянин день в МГУ, празднование которого было фактически отменено в связи со взрывом в аэропорту Домодедово, печален для университетских ученых и еще по одной причине. Этот год находящийся в особом статусе «уникальный научно-образовательный комплекс, старейший вуз страны, имеющий огромное значение для развития российского общества», встречает в качестве единого юридического лица, в котором ужесточены правила для всех государственных закупок.

Не так давно была обнародована амбициозная программа развития МГУ до 2020 года, университету было обещано дополнительное финансирование – до 77 млрд рублей на 10 лет. Сам университет обязался увеличить число студентов, обучать больше иностранцев, активно изучать космос и нанотехнологии. Судя по всему, особый статус университета и оказанное ему на самом высоком уровне серьезное внимание должны были стать залогом создания благоприятного режима для работающих там ученых, привлечь туда новых ценных специалистов (в том числе по программе мегагрантов) и обеспечить стабильный педагогический процесс. Однако нововведения далеки от реализации этих благих целей.

Изменение правил закупок всего необходимого для научной работы, а также объединение всех подразделений МГУ приведет к самым негативным последствиям, как при проведении научных исследований, так и для педагогического процесса,

констатируют сотрудники университета.

Последствия реформы

«Создается впечатление, что никто в университете ясно себе не представляет и поэтому не может объяснить руководителям подразделений, каким образом будут производиться эти закупки и сколько времени будет необходимо, чтобы эти закупки осуществлять, – считает заведующий отделом химии нуклеиновых кислот Института физико-химической биологии им. А. Н. Белозерского (НИИ ФХБ МГУ), доктор химический наук, профессор Татьяна Орецкая. – Естественно, очень сложно планировать на год вперед, какие реактивы, приборы или услуги (ремонт оборудования, анализы и т. д.) нам понадобятся. Если мы в настоящее время что-то забудем включить в эти списки, сделать закупку можно будет, только обратившись непосредственно к ректору МГУ.

В настоящее время у факультетов и институтов отсутствуют реквизиты, без которых невозможно подать гранты, например, на конкурс РФФИ. Теперь подразделения университета лишены возможности самостоятельно претендовать на лоты Минобрнауки, так как условием министерских конкурсов является «один лот – одно юридическое лицо – одна заявка». Очевидно, число выигранных лотов при условии подачи одной заявки от университета будет меньше, а следовательно, и денег на развитие науки и поддержку молодых ученых, аспирантов и студентов.

Сейчас мы пишем списки закупок, не зная размеров финансирования по грантам, договорам, лотам и т. д. на 2011 год, а это именно те деньги, на которые мы и производим закупки для проведения научной работы, а также выполнения диссертационных, дипломных и курсовых работ. В написание этих списков и поиск соответствующих кодов для каждой позиции вовлечены научные сотрудники и педагоги, что не входит в их обязанности. Это время они могли бы провести с гораздо большей пользой для науки и педагогического процесса. Можно приводить очень много негативных последствий, которые нас ожидают в связи с изменениями, происходящими в МГУ.

Если можно было что-то сделать, чтобы полностью парализовать работу университета, можно считать, что это уже сделано.

Я не уверена, что все положительные моменты, которые отражены в законе об особом статусе Московского и Санкт-Петербургского университетов, компенсируют этот негативный эффект», – считает Орецкая.

«Наш институт скоро встанет, так как в одно мгновение рухнуло все снабжение института: кончается жидкий азот – не в чем хранить коллекции различных биологических образцов, кончаются инертные газы – встанут приборы, для работы которых они необходимы, кончаются писчебумажные принадлежности и картриджи в отделе научной информации. Бухгалтерия и ректорат на все просьбы молчат...» – считает другая сотрудница НИИФХБ, пожелавшая остаться неназванной.

Не обрадованы нововведениями и сотрудники отделов материально-технического снабжения, которые обеспечивают поставки поточных расходных материалов. «Теперь придется на каждую скрепку бумажку писать», – сетуют они.

Как в мире?

МГУ – уникальный для России вуз, численность только студенческого его населения около 40 тыс. человек. Тогда как небольшие академические институты или университеты способны функционировать в формате единого юридического лица, для гиганта-университета и его центральной бухгалтерии такой формат почти невозможен.

Введенная в МГУ система в корне отличается от систем материального обеспечения научной деятельности, реализованных в университетах США, отмечает Константин Северинов,

доктор биологических наук, заведующий лабораториями Института молекулярной генетики РАН и Института биологии гена РАН, профессор Университета Ратгерса (США).

«МГУ сравним по количеству студентов и преподавателей с моим американским университетом. Там для каждого из трех кампусов есть центральный офис, ответственный за подачу и сопровождение грантов. Подписи, конечно, ставит руководитель этого офиса, а не ректор. При этом все делается в электронном виде, включая собственно подписание документов. Насколько мне известно, такой возможности в МГУ пока нет. После получения гранта соответствующее подразделение университета, где работает грантополучатель, получает номер счета, с которого происходят выплаты. Все заказы делаются на локальном уровне (кафедра, институт, центр). Центральный офис лишь получает сводную финансовую информацию раз в квартал.

Процедура закупки включает заполнение простой формы (сейчас это делается online), куда вносится информация о поставщике, каталожной цене или цене, о которой мы заранее договорились с производителем или дистрибутором, и гранте, с которого будут сняты средства для покупки. Сотрудники лаборатории делают заказы самостоятельно, стараясь по мере возможности делать заказы по более низким ценам. Так как и зарплаты сотрудников, и реагенты, и оборудование оплачиваются из гранта, размер которого известен, а продление не гарантировано, все заинтересованы в том, чтобы разумно экономить.

Тендеров у нас нет. Их упразднили лет десять назад (тогда требовалась короткая объяснительная записка при покупке приборов стоимостью более $10 000 с объяснением выбора конкретного поставщика).

Требование централизации закупок огромного университета за счет создания одного юридического лица в условиях действия закона о госзакупках, безусловно, больно ударит по ученым, особенно работающим в небольших лабораториях и имеющих мелкие разношерстные гранты типа РФФИ.

Научные исследования часто спонтанны: полученный неожиданный результат может привести к тому, что вам может вдруг понадобиться такой реагент, о котором вы неделю назад не имели никакого представления, а сейчас от него зависит весь дальнейший ход работы. Чрезмерная централизация хороша лишь для рутины и конвейера, а не для живого процесса научного исследования неизвестного».

Как работает аналогичная система в РАН

Несмотря на наличие общих правил, механизм организации закупок в разных учреждениях отличается, говорит Северинов, заведующий лабораториями в двух институтах РАН.

«Сама комфортность процесса организации тендера тоже сильно зависит от того, в каком институте это делается. Но даже в самом лучшем случае процесс сопряжен с излишним общением с представителями компаний по составлению техзадания, потерей времени на сам тендер и длительным ожиданием заказанного из-за задержек на таможне. Электронного общения ни с бухгалтерией, ни с поставщиками организовать не удается. Все приходится делать по телефону или путем личного общения, что отнимает массу сил и времени.

Затраты времени на закупки можно уменьшить, выплачивая надбавки из грантов сотрудникам бухгалтерии и надеясь на получение «режима наибольшего благоприятствования» своим заявкам.

Другой вариант – доплачивать кому-то из своих сотрудников за «секретарскую» работу. Естественно, что такие занятия исключают или ограничивают их участие собственно в научном процессе», – сетует Северинов.

Выплеснуть ребенка

Прежде всего, следует отметить, что критикуемые нововведения действительно не более чем приведение процессов материального обеспечения сотрудников МГУ к нормам российского законодательства, в частности, закона о госзакупках. Ученые – не сотрудники и не владельцы частных предприятий, которые заинтересованы в том, чтобы экономить средства, указывают сторонники закона. Они тратят бюджетные деньги, поэтому должны в полной мере отчитываться в своих тратах и демонстрировать, что деньги пошли в дело, а не «отмыты» или «распилены». Логическая цепочка выглядит правильной.

Однако почему же в западных странах «научная бухгалтерия» упрощена до минимума (если не идет речь о покупках серьезного оборудования на миллионы евро), а то, что ученый заинтересован в экономии денег со своего собственного гранта, принимается априори? Система научного менеджмента в странах-лидерах мировой науки выстроена так, что финансирование в науке получают только люди, заинтересованные в получении научных результатов, в обеспечении высокого уровня научных разработок, в эффективной и активной деятельности. В России до сих пор даже не озвучивается цель создания такой системы научного менеджмента. Вместо этого бюрократы управляют учеными, как такими же бюрократами государственного аппарата.

Соблюдение текущих бюрократических формальностей не гарантирует и не ставит своей целью отделение результативно работающих ученых от «петриков» и специалистов по «распилу».

Только полноценная независимая научная экспертиза, аудит лабораторий, грантовых заявок позволит выделить людей, действительно заинтересованных в науке. Такие люди заинтересованы и в экономии денег на грантах, так как их цель – максимально эффективные научные исследования, только они позволят продолжать получать грантовое финансирование. Эффективность трат финансовых потоков в таком случае придет сама по себе. Правильно работающий научный менеджмент, таким образом, выполнит обе цели – достижение высоких научных результатов и соблюдение требований максимально целевого расходования средств, то есть именно в этом должны быть заинтересованы власть предержащие.

Однако реформы, которые проводит Министерство образования и науки, не ставят своей целью введение международно признанных стандартов прозрачности научной экспертизы и оценки эффективности научной деятельности.

Вместо этого чиновники, воспитанные в духе «нецелевого расходования бюджетных средств», применяют модели организации работы государственного аппарата к научной деятельности. Это, очевидно, тупиковый путь, ведущий к деградации, а не к прогрессу российской науки.