Пингвины и рыбалка полярника

Конечно, пингвины – первое, что приходит в голову при слове «Антарктида». И действительно, повстречаться с пингвином на станции летом проще простого. Достаточно отправиться на берег – и вот они стоят, как маленькие двуцветные чурбачки, отдыхают после заплыва. Чаще всего на острове встречаются два вида пингвинов – ослиный, или папуа, красноклювый с белыми «ушами», и бородатый, или антарктический, черно-белый. К присутствию птиц на берегу быстро привыкаешь, да и сами пингвины совершенно не боятся людей. А научно-исследовательская лодка их явно интересует: в прозрачной холодной воде птицы водят вокруг нас настоящие хороводы, изящно вылетая хлебнуть воздуха.

Ослиный пингвин летает под водой с поразительной для небольшой птицы скоростью, уследить за ним непросто. Основной корм для него в здешних водах – криль, розовые рачки-эвфаузииды. В середине прошлого века, когда сильно сократилось поголовье усатых китов, поедавших огромное количество криля, для пингвинов наступил золотой век. Теперь, когда китов стало больше, количество пингвинов несколько уменьшилось. В конце лета у пингвинов-родителей на берегу линяют взрослые дети, готовятся к первой своей зиме. Сами родители тоже линяют и явно недовольны этим, угрюмо сидят в скалах, нахохлившись. В это время волны выносят на берег груды пингвиньих перьев, похожих на белую хвою.

Дорога на колонию пингвинов по соседству с корейской станцией – узкий пляж между скалистыми обрывами и морем. «Где же тут найдется место для большой колонии?» – спросил я у Джунгхо. «Сейчас увидишь!» И действительно, через пару километров пути за мысом показался высоченный холм с пологим склоном. По склону черными муравьями карабкались десятки пингвинов. Карабкаться было метров тридцать в высоту, но птицы упорно лезли вверх. Поколения пингвинов вытоптали на склоне целые тропы – по одной такой тропе мы и попали наверх.

На плоской вершине большими группами отдыхали около тысячи пингвинов.

Вот уж где ни морской леопард, ни волна не достанут ни птенцов, ни родителей. Повсюду попадались пингвиньи гнезда – простые ямки в земле. В некоторых до сих пор сидели взрослые птенцы – крупнее своих родителей, теряющие детское перо. Ослиные и бородатые пингвины явно поделили между собой такой удобный холм и устроились отдельно. Было заметно, что жилье класса «люкс» для пингвина – самая высокая точка на холме, обязательно с шикарным видом на пролив Брансфилда. Под холмом-колонией скопилось немало птиц, которым ни линять, ни кормить детей оказалось уже не надо. Все-таки основное место жительства для них – море.

Среди пингвинов на берегу прекрасно себя чувствовала пара морских слонов – мамаша и взрослый детеныш. Больше всего отдыхающие морские слоны похожи на выброшенные морем огромные деревянные колоды. А вот дремавшие по соседству морские котики – самые подвижные из всех тюленей. Конечности у них не превратились окончательно в инструмент для плавания, и морской котик на суше может ползать, ходить и даже скакать. Сейчас, под защитой договора об Антарктиде, тюлени совершенно не боятся людей. Более того, любой уважающий себя морской котик-самец не пожалеет сил, чтобы всей позой и рыком показать тебе, кто на этом пляже хозяин. Однако раньше люди всерьез угрожали этим ластоногим: сам остров был открыт в 1820 году и назван в честь короля Англии британским охотником на тюленей. Через год остров посетили шлюпы «Восток» и «Мирный». И остров получил свое второе, русское, название – Ватерлоо.

Следующим утром два корейских «зодиака « уже мчались к родному берегу. В рюкзаке, завернутый в свитер, лежал подарок от Джунгхо – литр глютарового альдегида. Теперь есть чем фиксировать пробы фито- и бактериопланктона. На большой земле специалисты с большим интересом их обработают. Глютаровый альдегид – страшный яд, в самолет с ним не пускают. Держать подальше от детей.

И всё-таки у нас лучше: оказавшись на просторах родной станции, сразу почувствовал себя дома. Пусть обои на стенах висят чуть ли не со времени постройки дома, зато потолки в комнате – три метра!

Через несколько дней коллектив станции отправился в соседнюю бухту на отдых. Работа на станции идет семь дней в неделю, поэтому иногда выходные назначаются специально. В этот раз мы прихватили с собой несколько удочек – попытать счастья на рыбалке. В камнях у берега обитает рыба нототения, чем-то похожая на огромного черно-желтого бычка. Задача рыбака – отыскать ту щель между камнями, где притаилась рыба, и не потерять при этом леску с грузом и крючком, наживленным мясом. Опытный рыбак способен за полдня обеспечить станцию рыбными котлетами, однако и пройти по берегу ему приходится немало. Множество видов нототений населяют антарктические воды, от литорали до глубоководных впадин. Нототении – важный объект промысла, однако в магазины они попадают чаще всего без головы, потеряв всё свое очарование.

В этот раз рыбалка закончилась со счетом четыре – один в пользу нототении.

Все наши снасти остались в камнях, и только одна рыба-фотомодель оказалась на берегу. Забегая вперед: из-подо льда нототения ловится не хуже, чем летом, но зимний рыбак большую часть времени проводит, буравя полутораметровый прибрежный лед. Во всяком случае, рыбаку не холодно.

Самые тесные отношения летом сложились у полярников с поморниками. По «профессии» поморники напоминают наших серебристых чаек – тащат всё, что плохо лежит. Большие коричневые птицы по достоинству оценили нашу доброту и кухню – пожалуй, даже слишком. У камбуза любого выходящего встречали несколько голодных клювов. Если в этот раз поморникам ничего не перепало – они напомнят о себе громкими криками. Ну а если совсем не обращать на них внимания – могут тихо полететь сзади и запросто клюнуть в голову. Хорошо еще, что на голове обычно шапка. Поморники зимой кочуют на север, однако наши «каркуши» и «дракоши» вовсе не спешили улетать вслед диким собратьям – нас, мол, и здесь неплохо кормят. Большинство «наших» поморников носят украшения – одно или два кольца, некоторым повезло таскать на ноге миниатюрный радиопередатчик. Работающие летом на нашей станции немецкие орнитологи активно изучают миграцию этих птиц.

Рядом со станцией расположен особо охраняемый участок – остров Ардли. На острове по соседству с большим количеством пингвинов гнездятся гигантские буревестники – красивые темные птицы с огромным размахом узких крыльев, обитающие здесь круглый год. Чаще всего на Ардли попадают орнитологи – для остальных перемещения по острову строго ограничены.

В середине апреля выпадающий снег совсем перестал таять – наступала зима, на смену поморникам из Антарктиды на зимовку прилетели футляроносы – небольшие снежно-белые птички, чем-то напоминающие куриц. Футляроносы всеядны, и теперь уже они дружно бегут на свист нашего повара – обедать вслед за сотрудниками станции. Из нашей дюжины футляроносов, или «футляриков», почти все носят белые немецкие кольца, надетые в прошлом году, – по этим кольцам их легко различить, крупные буквы хорошо читаются. Так, самый активный, «ДБ», первым оказывается на месте кормежки; самый доверчивый, «ЦС», не раз побывал на руках у наших механиков. На чилийской станции обитают свои «футлярики», один из них до того зажился у дизель-генераторов, что вместо белого стал темно-серым…

Когда в течение нескольких дней дует сильный юго-восточный ветер, штормовое море всегда выбрасывает что-нибудь интересное. Однажды в начале апреля я повстречался с основой всего здешнего богатства – крилем. Видимо, сильный ветер поднял из глубины воду с этими рачками и прибил их к берегу. Каждая волна оставляла в гальке десятки крупных розовых прозрачных эвфаузиид. Казалось, все поморники острова слетелись на берег, чтобы попировать. Не мог не присоединиться к ним – всё-таки объект своих исследований надо изучить со всех сторон.

Бывалые полярники советуют есть криль живьем – у него сладковато-соленое мясо с отчетливым морским запахом. Здорово, только хитиновый панцирь на зубах хрустит и язык колет.

Быстро набрав банку рачков, отправился в лабораторию. Большую часть зафиксировал формалином – в подарок родному университету, меньшую залил в кружке крутым кипятком, теперь вареное мясо запросто отделяется от панциря. Похожим образом перерабатывают криль на плавбазах. Основная проблема при добыче криля – необходимость срочно обработать или заморозить улов, пищеварительные ферменты рачка, «настроенные» на работу в ледяной воде, моментально превращают весь улов в жидкость. Даже в замороженном состоянии криль хранится недолго по сравнению с рыбой.

Эвфаузииды распространены по всему свету, однако только в антарктических водах они образуют громадные скопления, хорошо заметные на судовых эхолотах. Чаще всего встречаются скопления вида Euphausia superba. Интересно сравнить планктонное сообщество Антарктики с планктоном северных морей, где самым многочисленным видом, образующим скопления, является Calanus finmarchicus. Калянус – рачок длиной до шести миллиметров, относящийся к классу копепод. И калянус, и криль являются основными потребителями фитопланктона в высоких широтах, оба этих вида являются моноциклическими: в определенное время большинство особей достигает зрелости и гибнет. Оба вида рассматривались как потенциальный источник животного белка, запасы их в высоких широтах грандиозны, однако обработать мелкого калянуса еще сложнее, чем сравнительно крупный криль.

Вот так очень бегло мы познакомились с наиболее заметной фауной острова. Конечно, это только малая часть богатства Антарктики – ведь есть еще уникальные пресные озера, поля мхов и лишайников, леса водорослей, огромное количество существ, прекрасно чувствующих себя в суровых условиях, образующих большую-пребольшую экосистему. Но всему свое время.

В следующий раз Василий расскажет, чем занимаются гидробиологи, когда в море не выйдешь ни на лодке, ни по льду, и про то, как может выручить вода из-под крана. Не забудем и про Натаниэля Палмера – человека и ледокол.